Лучшее произведение Чехова — он сам

Людмила Пахомова

Елабуга с любовью хранит память о наших выдающихся соотечественниках — Иване Ивановиче Шишкине, Надежде Андреевне Дуровой, Марине Ивановне Цветаевой. Ежегодно десятки тысяч туристов покидают город под большим впечатлением от мемориальных музеев, связанных с их именами, и рассказов об их жизни и творчестве.

Благодаря дружбе и сотрудничеству с коллегами аналогичных музеев страны Елабужский государственный музей-заповедник с завидным постоянством приглашает елабужан и гостей города на новые привозные выставки, которые дают возможность поближе познакомиться, а порой по-настоящему открыть для себя тех, кто влиял на умы и сердца не только своих современников, но и последующих поколений. Среди них — А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, М.Е. Салтыков-Щедрин, Н.А. Некрасов, Л.Н. Толстой, М.А. Волошин.

А в настоящее время в Выставочном зале ЕГМЗ можно увидеть экспозицию «А.П. Чехов. Линия жизни», предоставленную из Государственного литературно-мемориального музея-заповедника «Мелихово». Она отражает жизнь, деятельность и творчество писателя, связанную с Таганрогом, Москвой, Сахалином, Мелихово и Ялтой. Более восьмидесяти фотографий и документов иллюстрируют эти места, дают представление об А.П. Чехове и его ближайшем окружении в различные периоды жизни.

Завершается экспозиция необычным стендом, изображающим часы с кованым циферблатом, где напротив каждого часа расположены фотографии писателя и указан год, когда был сделан снимок. Здесь нет детских изображений, первые фотографии датируются 1882–1889 годами — возрастом писателя от 22 до 29 лет. С них смотрит молодой человек с красивым, светлым, открытым лицом. Напротив 12 часов указан 1904 год, когда Чехова не стало.

Но осталось много писем, фотографий, личных вещей, которые бережно хранились и впоследствии стали музейными экспонатами. Дополненные воспоминаниями родных, друзей и знакомых, они позволяют нам узнать и поразиться не просто необычайно одарённой, но смелой, волевой и, одновременно, очень доброй, доходящей до самопожертвования личности этого человека, сумевшего за свою короткую жизнь сделать удивительно много. Он классик мировой литературы, чьи произведения переведены более чем на сто языков, а пьесы ставятся на сценах театров разных стран. Большую часть творческого наследия Чехова составляют рассказы, высочайшую оценку которым давали многие писатели, в том числе известный немецкий романист Томас Манн.

Долгое время он был почитателем монументальных эпических произведений Бальзака и Толстого. «Чехов же, как и Мопассан, которого я знал, впрочем, гораздо лучше, — пишет Т. Манн, — был мастером “малой формы”, короткого рассказа, не требующего героического долготерпения на протяжении лет и десятилетий, ведь рассказ можно написать, будучи вертопрахом в искусстве, за несколько дней или недель. Вот почему я в известной мере пренебрегал этим литературным жанром, не сознавая того, какую внутреннюю ёмкость, в силу гениальности, могут иметь краткость и лаконичность, с какой сжатостью, достойной, быть может, наибольшего восхищения, такая маленькая вещь охватывает всю полноту жизни, достигая эпического величия, и способна даже превзойти по силе художественного воздействия великое гигантское творение, которое порой неизбежно выдыхается, вызывая у нас почтительную скуку. И если в более поздние годы жизни я понял это лучше, чем в молодости, то обязан этим главным образом знакомству с повествовательным искусством Чехова, которое, несомненно, принадлежит ко всему самому сильному и самому лучшему в европейской литературе».

Антон Павлович Чехов родился 17 (29) января 1860 года в Таганроге. Он рос здоровым и весёлым мальчиком, но детским играм и развлечениям предпочитал чтение и с интересом вслушивался в разговоры старших, любил задавать вопросы приходившему к ним в гости священнослужителю. Отец его содержал лавку «Чай, сахар, кофе и другие колониальные товары», где будущий писатель, по словам его брата Александра, «с грехом пополам учил и недоучивал уроки, в ней переживал зимние морозы и коченел, и в ней же тоскливо, как узник в четырёх стенах, должен был проводить золотые дни гимназических каникул». Вместе с братьями Антон пел в церковном хоре. Любили они посещать местный театр, в котором шли и драмы, и оперы, и оперетты. При этом на следующий день Антон разыгрывал минувшее представление в лицах. Устраивали братья и домашние спектакли, ставили, в частности, «Ревизора», в котором он исполнял роль городничего. А как-то раз изобразил старика профессора, читавшего свои лекции, что потом легло в основу его самого первого рассказа «Письмо к учёному соседу».

В 1876 году отец разорился и, спасаясь от долгов, семья бежала в Москву. Антон остался доучиваться в гимназии и зарабатывал на жизнь репетиторством. Таганрог стал и литературной родиной писателя. Ещё в четвёртом классе он участвовал в выпуске гимназического рукописного журнала «Заика», а позднее написал водевиль «Недаром курица пела», не сохранившуюся пьесу «Нашла коса на камень» и драму «Безотцовщина», впервые опубликованную в 1923 году.

Окончание гимназии открыло перед Чеховым возможность осуществить своё заветное желание — посвятить себя медицине. Приехав в 1879 году в Москву, он поступил на медицинский факультет университета. Однако полностью отдаться занятиям ему не удалось. Отец зарабатывал мало и девятнадцатилетнему юноше пришлось думать о том, где взять деньги не только на оплату обучения, но и на поддержку семьи. И вот тут литературный талант сослужил ему добрую службу. Гонорары были небольшими, если не сказать мизерными, и чтобы средств хватало на самое необходимое, писать приходилось постоянно и помногу.

Сюжеты и образы героев для своих коротких рассказов Чехов черпал из жизни, чему немало способствовала его необыкновенная общительность и жажда новых впечатлений — его письма свидетельствуют об этом весьма красноречиво: «Был сейчас на скачках…», «Ел, спал и пил с офицерией…», «Хожу в гости к монахам…», «Уеду во Владимирскую губернию на стеклянный завод…», «Буду всё лето кружится по Украине и на манер Ноздрёва ездить по ярмаркам…», «Пил и ел с двумя оперными басами…», «Бываю в камере мирового судьи…», «Был у сумасшедших на ёлке, в буйном отделении».

Как замечает в своём этюде о писателе Корней Чуковский: «Без этой его феноменальной общительности, без этой постоянной охоты якшаться с любым человеком, без этого жгучего его интереса к биографиям, нравам, разговорам, профессиям сотен и тысяч людей он, конечно, никогда не создал бы той грандиозной энциклопедии русского быта восьмидесятых и девяностых годов, которая называется мелкими рассказами Чехова.

Если бы из всех этих мелких рассказов, из многотомного собрания его сочинений вдруг каким-нибудь чудом на московскую улицу хлынули все люди, изображённые там, все эти полицейские, акушерки, актёры, портные, арестанты, повара, богомолки, педагоги, помещики, архиереи, циркачи (или, как они тогда назывались, циркисты), чиновники всех рангов и ведомств, крестьяне северных и южных губерний, генералы, банщики, инженеры, конокрады, монастырские служки, купцы, певчие, солдаты, свахи, фортепьянные настройщики, пожарные, судебные следователи, дьяконы, профессора, пастухи, адвокаты, произошла бы ужасная свалка, ибо столь густого многолюдства не могла бы вместить и самая широкая площадь. Другие книги — например, Гончарова — рядом с чеховскими кажутся буквально пустынями, так мало обитателей приходится в них на каждую сотню страниц».

Такой поток произведений, конечно же, не мог остаться незамеченным в писательской среде. И в один прекрасный день Чехов, который всерьёз не относился к своему творчеству (подписывался он тогда под рассказами Антошей Чехонте), получил из Петербурга от известного писателя Дмитрия Григоровича письмо, в котором говорилось: «У Вас настоящий талант… Талант, выдвигающий Вас далеко из круга мастеров нового поколения… Вы, я уверен, призваны к тому, чтобы написать несколько превосходных, истинно художественных произведений. Вы совершите великий нравственный грех, если не оправдаете таких ожиданий. Для этого вот что нужно: уважение к таланту, который даётся так редко».

А что же Чехов? «Я едва не заплакал, разволновался и теперь чувствую, что оно (письмо) оставило глубокий след в моей душе... Если у меня есть дар, который следует уважать, то, каюсь перед чистотою Вашего сердца, я доселе не уважал его... Доселе относился я к своей литературной работе крайне легкомысленно, небрежно, зря... Писал я и всячески старался не потратить на рассказ образов и картин, которые мне дороги и которые я, Бог знает почему, берёг и тщательно прятал». Так отвечал он Григоровичу, после письма которого перестал подписываться Антошей Чехонте, а через несколько лет, оставив медицинскую практику, посвятил себя литературному труду.

Очень скоро он ощутил плоды славы, войдя в избранный круг писателей, избавившись от угнетавшей его бедности. Но вместо того, чтобы хоть какое-то время почивать на лаврах, Чехов начинает испытывать острую неудовлетворённость литературной деятельностью, ему хочется сделать для людей что-то более насущное и необходимое. Именно этим была вызвана непонятая многими поездка на Сахалин. По воспоминаниям его сестры Марии, «тогда ходили слухи о тяжком положении ссыльнокаторжан на острове Сахалине. Возмущались, роптали, но тем и ограничивались, и никто не предпринимал никаких мер… Антон Павлович не мог сидеть и спать спокойно… когда знал, что в ссылке мучаются люди. Он сразу решил ехать туда».

Но перед этим он проштудировал много как научной, так и другой литературы, связанной с этим островом. Изучил геологию, флору и фауну, историю, этнографию, а также всё, что касалось содержания заключённых в тюрьмах и на каторгах.

Железной дороги тогда ещё не было, одиннадцать тысяч вёрст он проехал на лошадях, испытав все злоключения долгого утомительного пути. На Сахалине, собирая материалы для будущей книги, переходя из одной избы в другую, из одной тюремной камеры в другую, он проделал в сущности неподъёмную для одного человека работу — провёл перепись населения огромного острова, вдвое превышающего территорию Греции, и составил более десяти тысяч карточек на ссыльнокаторжных. Там, по его словам, он увидел «крайнюю, предельную степень унижения человека, дальше которой нельзя уже идти».

Его ранняя смерть вполне возможно связана с тем, что в тот период, когда он ещё мог вылечиться от начавшегося туберкулёза, Чехов в течение восьми месяцев провёл в условиях, чрезвычайно тяжёлых и для здорового человека. Кроме того, на эту поездку он истратил все свои деньги и вновь оказался в нужде. При всём свойственном его творчеству обличительном характере книги «Остров Сахалин» автор предстаёт в ней перед читателем не как талантливый писатель, а как серьёзный учёный, который на основе фактов и цифр показывает бесчеловечность существующей системы наказания.

Через год после этой поездки Чехов купил имение площадью в 213 десятин в селе Мелихово, расположенном в восьмидесяти километрах от Москвы. Впервые после долгих скитаний по съёмным квартирам каждый из Чеховых, оставшийся жить с родителями, заимел отдельную комнату. Писателю, мечтавшему приобрести клочок земли с садом и небольшим хутором где-нибудь в Полтавской губернии, мелиховская усадьба вначале не нравилась. Но через некоторое время он признался, что «привык и к полю, и к деревьям, и к людям, и чувствую себя дома». Более того, даже писать вне дома он вскоре нигде уже не мог. За семь лет жизни в Мелихово Чеховым было создано 42 произведения. Среди них — рассказы «Ариадна», «Анна на шее», «Студент», «Чёрный монах», «Человек в футляре», «Крыжовник», «О любви», «Ионыч», повести «Палата № 6», «Дом с мезонином», «Три года», «Моя жизнь», «Мужики», пьесы «Чайка» и «Дядя Ваня», здесь же была закончена книга «Остров Сахалин».

Но Мелихово примечательно ещё и тем, что здесь в полной мере проявилось невиданное гостеприимство Чехова. Как пишет тот же Корней Чуковский: «Хлебосольство у него доходило до страсти. Стоило ему поселиться в деревне, и он тотчас же приглашал к себе кучу гостей. Многим это могло показаться безумием: человек только что выбился из многолетней нужды, ему приходится таким тяжким трудом содержать всю семью — и мать, и брата, и сестру, и отца, у него нет ни гроша на завтрашний день, а он весь свой дом, сверху донизу, набивает гостями, и кормит их, и развлекает, и лечит…

Напрасно мы перебираем в уме имена старых и новых писателей — ни одного мы не может припомнить, наделённого таким размашистым и щедрым радушием. Казалось бы, оно гораздо более пристало писателям-барам, владельцам помещичьих гнёзд, чем этому внуку крестьянина, сыну убогого лавочника, но ни одна столбовая усадьба и за десять лет не видала под своими древними липами такого нашествия разнообразных гостей, какое было повседневным явлением в “обшарпанном и оборванном” Мелихове».

Эти эпитеты относились к селу и усадьбе до приезда Чехова. Но когда он там поселился, то посадил около тысячи вишнёвых деревьев, засеял голые лесные участки елями, клёнами, вязами, соснами, дубами и лиственницами, и Мелихово буквально преобразилось. Здесь же писателю вновь пришлось вернуться к медицине. Летом 1892 года из-за угрозы в Московской губернии холеры за Чеховым, принявшим на себя обязанности земского врача, был закреплён медицинский участок, включавший 26 деревень, 7 фабрик и один монастырь. Но и без этого, по свидетельству его сестры Марии, он ежегодно бесплатно принимал у себя в усадьбе более тысячи крестьян, да ещё снабжал их лекарствами.

Кроме того, пять из семи лет жизни в Мелихово Чехов посвятил строительству трёх сельских школ. В одном из своих писем он сообщает: «Была у меня депутация от мужиков, просила, и у меня не хватило мужества отказаться. Земство даёт тысячу, мужики собрали 300 р. и только, а школа обойдётся не менее 3 тысяч. Значит, опять мне думать всё лето о деньгах и урывать их то там, то сям…»

И ещё одним общественным служением отмечен период жизни писателя в Подмосковье. Зимой 1897 года он непосредственно участвовал в первой всеобщей переписи населения.

Даже в Ялте, куда он был вынужден перебраться в последние годы жизни из-за прогрессирующего туберкулёза, Чехов взвалил на себя огромную нагрузку в Попечительстве о приезжих больных. Много чахоточных приезжало тогда в Ялту фактически без денег, зная, что там живёт Антон Павлович Чехов и будучи уверенными в том, что он всё устроит, обеспечит и койкой, и столовой, и лечением. И он, сам в ту пору изнемогающий от болезни, действительно, всем помогал. У него нередко просили денег и он, по возможности, никогда никому не отказывал, хотя прекрасно знал, что чаще всего брали «в долг без отдачи».

По сути, вся его жизнь была пронизана евангельским духом любви и служения ближнему. И в этом отношении очень красноречив эпизод, описанный в этюде «Чехов» Корнея Чуковского:

«В конце 1903 года, когда ему осталось жить всего несколько месяцев, когда при одном взгляде на него было ясно, что даже двигаться, даже дышать ему тяжко, он получил поручение от ялтинской жительницы Варвары Харкеевич взять с собой в Москву её часики и отдать их в починку мастеру. По приезде в Москву он отнёс их к часовщику на Кузнецкий, и часовщик две недели испытывал их и, когда Чехов пришёл к нему снова, заявил, что они никуда не годятся. И Чехов написал об этом Варваре Харкеевич и тут же, конечно, прибавил, что он охотно попробует продать эти часики и купит ей новые. Она, конечно, согласилась. И он, смертельно больной, снова отправился с её часиками в часовой магазин и продал их и купил ей другие. И сообщил ей об этой покупке.

“Часы прямо-таки великолепные… Купил я их с ручательством на сто лет, у лучшего часовщика — Буре, торговался долго и основательно”.

И несомненно, Варвара Харкеевич могла быть довольна, что великий писатель выторговал для неё пять или десять рублей и сбыл её плохие часы. А то, что ему из-за этих проклятых часов пришлось три или четыре раза ходить на Кузнецкий и вести с нею переписку о них, оба они считали совершенно естественным».